Космический марафон [сборник] - Эрик Френк Рассел

— Но есть один критерий, который применяется реже других, хотя именно он — самый важный.

— Продолжайте, — подбодрил Армстронг.

— Каждый землянин либо «гуман», либо «норман»! — Линдл оценивающе посмотрел на собеседника. — То есть, иначе говоря, либо он безумный, либо нет; либо неразумный, либо здравомыслящий!

Беспокойно заерзав в кресле, Армстронг заметил:

— Я ничего не говорю. Предоставляю это вам.

— Нормальных, в здравом уме людей — мало, — продолжил Линдл. Его голос приобрел особый тембр, мрачный и тяжеловесный, словно он пытался подражать ангелу, читающему Книгу Судеб. — Ненормальных, наоборот, много — фактически их подавляющее большинство в этом несчастном мире. Не следует питать иллюзий: если некто менее безумен, чем остальные, это не означает, что он нормален. Относительные категории — всего лишь относительные категории. Отсюда следует, что никто в этом мире не может считаться нормальным до тех пор, пока это не подтверждено объективными доказательствами.

— И конечно, вы их придумали, — саркастически заметил Армстронг. — Помешанные определяют, кто помешан!

— Минуточку! — укоризненно произнес Линдл. — Мы ведь договорились не проявлять враждебности, не так ли? — Он спокойно взглянул на Армстронга, помолчал, затем продолжил: — Методику эту придумал не я. Ее вообще разработали не здесь.

— Значит, ее придумали на Марсе? — весело предположил Армстронг.

— Именно.

Армстронг издал непроизвольное: «Что?» — затем прикусил губу и погрузился в молчание.

— Я вас предупреждал. Я сказал, что вы получите больше фактов, чем заслуживаете! — Тонкое лицо Линдла стало задумчивым. — Эти методы были придуманы на Марсе нашими предками сто двадцать тысяч лет назад. Они — единственное средство, при помощи которого нормальность человека можно определить достоверно.

— Наши предки… Вы хотите сказать, что люди прибыли сюда с Марса… в доисторические времена?

— Не все. Только те, у которых белая кожа. По прямой линии белые — марсиане, все до единого. И неважно — знают они это или нет, нравится им; это или нет. Желтокожие люди — единственные коренные земляне, — они жили здесь всегда. В некотором смысле мы у них в гостях. Как, скажем, американцы в гостях у индейцев. Но люди с красной кожей — венериане. Чернокожие — с Меркурия. Каждый негр — меркурианец по происхождению.

— Звучит как постулаты новой религии, — скептически заметил Армстронг. — Откуда вы все это взяли — увидели в магическом кристалле? Вам кто-то передал священные скрижали?

— Послушайте! Это же происходило сто с лишним тысяч лет назад! Здесь некому было вести записи! Да они бы и не сохранились. — Линдл говорил доверительно и уверенно. Он нисколько не напоминал фанатика или служителя культа, эдакого безумного проповедника безумного учения, верного только потому, что оно «единственно верно». Он говорил так, словно убеждал, что розы — красные, а фиалки — голубые. — Видите ли, все это — достояние внеземной истории, анналы которой намного древней и гораздо достоверней, чем легенды Земли. Эти факты имеют неоспоримые доказательства, и их можно проверить в любой момент.

— Да? — прервал его Армстронг. — Как?

— Как угодно. Например, я могу показать вам трехмерные записи происходивших событий, включая первые марсианские экспедиции на Землю и Луну. Я могу дать вам поиграть с психотроном, пока вы не убедитесь сами, что он не похож ни на один аппарат, существующий в этом мире. Однако самое эффектное и бесспорное доказательство будет обнаружено тогда, когда земляне достигнут Марса — если нам не удастся им помешать!

— А! — Армстронг положил свои мощные руки на подлокотники кресла и принял воинственный вид. — Стало быть, вы признаете, что диверсии с ракетами — ваших рук дело?

— Признаю? Мой дорогой, мы гордимся этим!

— По-моему, — отчеканил Армстронг, — вы сами сунули голову в петлю и сами затянули веревку. Вы собираетесь гордиться и в тюрьме, когда ФБР поймает вас за шиворот?

Линдл иронично хмыкнул:

— Слышу речь землянина. Американца. Причем стопроцентного.

— Может быть. Но мне нравится быть американцем. Я нормален. Вы сами это сказали. Я достаточно нормален, чтобы сохранить какое-то самоуважение. И я не собираюсь продаваться первому встречному просто потому, что этот первый встречный предложил мне большую цену.

— Каков упрямец! — Линдл рассмеялся и погрозил пальцем: — Никакой враждебности — помните? У этого разговора одна цель — мы раскрываем перед вами карты, а уж вы сами решаете, что для вас предпочтительнее. Но услышать вы должны все. Ведь вы — ученый, вы не привыкли принимать решения, исходя из непроверенных фактов, правда?

— Да. Не привык. Выкладывайте все. Я слушаю — но не надейтесь, что я просто так возьму и поверю!

— Я изложу вам вкратце ту историю, которая неизвестна большинству людей в этом мире. Неизвестна потому, что ее держат в тайне по причинам, которые вы скоро поймете. Отдельные эпизоды этой истории и кое-какие факты являются тщательно оберегаемыми секретами определенных тайных обществ, например масонов или мальтийских рыцарей. Информация, которую вы от меня узнаете, не подлежит разглашению, всуе, если можно так выразиться. Это — бисер, который не рассылают перед… обыкновенными людьми. Это знание для немногих — нормальных!

— Я весь внимание.

— Вы должны не просто слушать, — сказал Линдл. — Вы должны также думать. Думать, чтобы запомнить. А запомнив и вникнув, постараться увидеть будни этого мира под новым углом, другим взором.

Линдл проницательно взглянул на Армстронга и начал рассказ:

— Более ста двадцати тысяч лет назад раса белокожих высокоразвитых людей Марса вышла в космос и направила свои корабли к внутренним планетам Солнечной системы. Они обнаружили, что все планеты заселены существами, чрезвычайно похожими на них самих, но отстающими в развитии. Разница ограничивалась чертами лица и цветом кожи. Обитатели Меркурия — чернокожие, жители Венеры — бронзовые, земляне — желтые. Объяснение здесь очень простое: пигментация находится в прямой зависимости от интенсивности солнечного облучения. Марсиане белые, потому что они должны быть белыми.

— Тут я с вами вполне согласен, — признал Армстронг. — Так и должно быть, если это вообще может быть.

Линдл не обратил на его шутку никакого внимания.

— На ходе истории сказалось различие природных условий. Все планеты были плодородны, но ни на одной жизнь не развивалась так бурно, как на Земле. Однако в этом заключалось и ее несчастье, жизнь на Земле просто-напросто пожирала сама себя. Меркурий и Венера отставали от Марса очень ненамного — настолько ненамного, что они и сами могли бы в течение ближайшей тысячи лет выйти в космос, даже если бы белые марсиане им не помогли. Но желтые люди Земли оказались невероятно примитивными, сущими дикарями, занятыми постоянной и тяжелейшей борьбой за существование среди кишащих вокруг чудовищных форм жизни. Потенциал земной расы был не меньшим, чем у их соседей, но землянам приходилось преодолевать гораздо более трудные препятствия, и прогресс, естественно, шел медленнее. Никому из обитателей трех других планет не было нужды тратить столько сил на борьбу за выживание, и потому их развитие шло сравнительно быстро, особенно — на Марсе. Земляне же поднимались к вершине самым трудным маршрутом. Изобилие жизни на их планете, которое может быть благом, было их бичом.

— Ну и?.. — без необходимости подтолкнул Армстронг.

— В дальнейшем, совместно осваивая космос, культуры трех планет — Марса, Венеры и Меркурия — сблизились и фактически объединились. Землю — мир джунглей и болот, ядовитых растений и опасных хищников — просто игнорировали. Она была слишком молодой, слишком дикой, чтобы стать равноправным членом Солнечного Братства. Хотя, повторяю, потенциальные возможности землян были хорошо известны, и их ждала столь же великая судьба. Но так уж получилось, что немногочисленные желтые люди Земли в те времена еще недалеко ушли от обезьян.

— Однако же самая древняя из известных цивилизаций на Земле, как оказалось, была китайской, — хитро вставил Армстронг.

— Совершенно верно, — согласился Линдл." — Что также является доказательством правдивости моего рассказа. Я еще вернусь к этому обстоятельству. — Прежде чем продолжить, он взглянул на Армстронга, чтобы понаблюдать, какой эффект производят его слова.

— Довольно долго Землю не брали в расчет, о ней забыли, совсем как об Америке в период между Эриком Рыжим и Колумбом. За это время люди трех других планет стали почти богами, и лишь одна черта отделяла их от совершенства — они несли в себе семена саморазрушения, склонность к агрессии, которая время от времени грозила ввергнуть их миры в кровавые и бесполезные войны. Это был изначальный, извечный дефект менталитета, который давал всходы в каждом поколении. Распознать его не могли прежде всего потому, что, во-первых, не существовало надежной методики, а во-вторых, люди понимали, что, даже если бы методика вдруг появилась, использовать ее не имело никакого смысла, пока не решена куда более важная проблема — сепарации. Иными словами, незачем отделять агнцев от козлищ, если не знаешь, что делать с последними. Вопрос об эвтаназии даже не поднимался; уровень морали в обществе был уже достаточно высок. Для того чтобы могущественные цивилизации трех планет достигли истинного совершенства, требовался некий «мирный» способ избавления от «нечистых». И в течение многих столетий мудрейшие из мудрых не могли найти решения.